Чигиринская О. С. Мотив отплытия в эмигрантском творчестве Г. Иванова

УДК 82

Аннотация: В статье рассматривается творчество Георгия Владимировича Иванова (1894–1958) — выдающегося русского поэта, прозаика, критика и переводчика. Первая книга Г. Иванова «Отплытье на о. Цитеру» (1911) была отмечена рецензиями Брюсова, Гумилева, Лозинского. Далее вышли «Горница» (1914), «Вереск»(1916), «Сады» (1921). Революция и последовавшая за ней эмиграция сильнейшим образом повлияли на эстетику зрелого Иванова. Признанной вершиной творчества Г. Иванова становится сборник «Розы» (1931), принесший ему славу первого поэта русской эмиграции. Позже, наряду с «Распадом атома» (книга прозы), выйдут поэтические сборники «Портрет без сходства» (1950), «1943–1958. Стихи» (1958) , особое место занимает цикл «Посмертный дневник» (1958). По утверждению критика русского зарубежья Р. Гуля, Иванов воплотил объективный трагизм существования и был русским экзистенциалистом, намного опередившим Сартра.

Ключевые слова: Г. Иванов, эмиграция, эмигрантское творчество, мотив плаванья и отплытия, «Отплытие на остров Цитеру».

Keywords: G. Ivanov, emigration, emigrant creativity, motif of sailing, The Embarkation for Cythera.

Отъезд за границу в 1922 г. оказался для Георгия Иванова, как и для многих других русских эмигрантов, началом пребывания не в «изгнаньи, а в посланьи», реальным отплытием со слабой надеждой вернуться. Началом бытования в мировом океане, между потерянным и необретенным. Герой «Распада атома» констатирует: достоверность жизни — иллюзия, «ясность и законченность мира — только отражение хаоса в мозгу тихого сумасшедшего», а «книги и искусство — всё равно что описания подвигов и путешествий, предназначенные для тех, кто никогда никуда не поедет и никаких подвигов не совершит»[1]. Былые ориентиры утеряны, былые ценности отменены. Существование теперь — отплытие в небытие. Важна замена в названии эмигрантского сборника Иванова, почти повторяющего название первого поэтического сборника: почти что географически достоверного «о. Цитера» на внепространственное, мифически-внебытийное «остров…» и легковесного «отплытья» — на обещающее вечное плаванье в неведомое «отплытие». Образ-лейтмотив, ранее содержащий в себе только романтическую надежду, в творчестве эмигрантского периода усложняется: теперь это и само трагическое плаванье по темному океану жизни, и преодоление её музыкой искусства, и отплытие в смерть. Плаванье как процесс и как путь — модуляция хрестоматийной темы дороги.

Тема плаванья-отплытия сопровождается многочисленными образами-мифологемами. «Это месяц плывет по эфиру,/ Это лодка скользит по волнам, / Это жизнь приближается к миру,/ Это смерть улыбается нам»[2] — благодаря анафоре и грамматическому параллелизму месяц кажется лодкой, скользящей по волнам эфира. Здесь вслед за образом лодки смерти начинает звучать тема забвения (вспоминается мифологический Харон, перевозчик душ умерших через Стикс, и река забвения Лета). Еще один часто встречающийся образ — парус, чёрный парус (знак смерти в кельтской мифологии; интересно также, что у кельтов встречается представление о потустороннем мире как об острове со стеклянной башней и, соответственно, попадание туда путем «плавания»), смерть-парус (например, в стихотворении «Потеряв даже в прошлое веру»[3]: «Грусть любуется лунным пейзажем,/ Смерть, как парус шумит за кормой…»). «…Паруса уплывают на север,/ Поезда улетают на юг,/ Через звезды, и пальмы, и клевер,/ Через горе и счастье, мой друг.//Все равно — не протягивай руки, /Все равно — ничего не спасти./Только синие волны разлуки,/ Только синее слово «прости»[4]. Синий цвет у Г. Иванова тоже образен — символ безнадежности и обволакивающего небытия (в египетский мифологии синий — цвет ада).

Дополняет этот ряд собственно авторская символика. Всё кажется погруженным в синь и сон (постоянный баланс на тонкой грани сна-смерти и жизни-сна, и порой не ясно, где проходит водораздел). Наполовину сном, призрачным напоминанием о былом, кажутся образы родного Петербурга, уже погребенного под толщей летейской воды. Здесь все призрачно и все подвержено отражению в «темных водах прекрасной реки…»[5]: то ли Невы, которую вспоминает герой, то ли Сены, в которую он смотрит, то ли Леты, в которой обе они сливаются. Петербург, как град Китеж, на дне озера: «Гаснул, как в туманном озере,/ Петербург незабываемый…»[6]. Он становится символом псевдовозвращения в опустевшее пространство.

Здесь нужно отметить своеобразный поэтический диалог на грани бытия и небытия через воспоминание о Петербурге: стихотворение «Четверть века прошло за границей…»[7] (эпиграф — первые строки стихотворения О. Мандельштама «В петербурге мы сойдемся снова»[8]). Интересна символьная перекличка: «бархат всемирной пустоты» у Мандельштама и беззвездая космическая пустота небытия-дыры у Г. Иванова. В другом стихотворении Иванова, «Гаснет мир. Сияет вечер»[9] прямой отсыл к мандельштамовским строкам: «Черным бархатом на плечи/ Вечность звездная легла». На память здесь приходит и Блок, у которого бархатная чернота тоже соседствует с космической безмерностью: «Черный ворон с сумраке снежном,/ Черный бархат на смуглых плечах…», у Блока тоже появляется море как символ отплытия в неизвестность: «В легком сердце — страсть и беспечность, / Словно с моря мне подан знак./ Над бездонным провалом в вечность, / Задыхаясь, летит рысак».

Еще одна перекличка с Блоком: «Люблю рассветное сиянье/ Встречать в туманной синеве,/ Когда с тяжелым грохотаньем/ Несутся льдины по Неве…»[10]. Здесь течение — как на символ краха старого мира, и как новый расцвет. Напрашивается сравнение с блоковским «Мне снились веселые думы…»[11]: «…Под утро проснулся от шума/ И треска несущихся льдин». У Иванова далее: «А там, внизу, кипит живая,/ Ледяная голубизна…». И у Блока: «…Река, распевая, несла/ И синие льдины, и волны, /И тонкий обломок весла…».

В поздних стихотворениях образ плаванья-отплытия, как и все образы вообще, упрощается, порой становясь иронично-карикатурными: «Уплывают маленькие ялики/ В золотой междупланетный омут./ Вот уже растаял самый маленький,/ А за ним и остальные тонут.// На последней самой утлой лодочке/ Мы с тобой качаемся вдвоем:/ Припасли, дружок, немного водочки,/ Вот теперь ее и разопьем…»[12]. Но это только внешняя сторона, смысл же наоборот, кажется еще глубже и символичнее. Все сказано в нескольких словах, в озерной воде поблескивает предрешенность: «Луны начищенный пятак/ Блеснул сквозь паутину веток, /Речное озаряя дно.// И лодка — повернувшись так, /Не может повернуться этак, /Раз все вперед предрешено»[13]. И время уже буквально — утекающее: «…Зябкая волна,/ Времени утечка/ Явственно слышна.// Голубая речка/ Предлагает мне/ Теплое местечко/ На холодном дне»[14]. И взгляд «оттуда»: «…Мало ли что бывало — /Вот облако проплывает,/ Проплывает, как проплывало,// Деревья, автомобили, /Лягушки в пруду поют./…Сегодня меня убили./ Завтра тебя убьют»[15] — зеркальное отражение рокового «Сегодня ты, а завтра — я». И в конце концов, поминки по собственной душе в «Посмертном дневнике» как доносящееся с «того берега» дуновение: «Пароходы в море тонут./ Опускаются на дно./ Им в междупланетный омут/ Окунуться не дано.// Сухо шелестит омела, / Тянет вечностью с планет…/ И кому какое дело,/ Что меня на свете нет?..»[16].

«Я хочу душевного порядка. <…> Я хочу душевного покоя» — говорит герой «Распада атома», находя этот покой и порядок только в том, что «Кто-то умрет первый, кто-то последний — каждый в свой точный, определенный до секунды срок»[17]. Тогда все предрешено и безразлично, все течет в одну сторону. Все «…растворится в звездах, /То, о чем никто не спросит, /То, что было и прошло»[18]. Нет смысла сопротивляться, остается лишь наблюдать за течением. Обманчивое счастье сродни течению: «Счастье — это глухая, ночная река, / По которой плывем мы, пока не утонем, / На обманчивый свет огонька, светляка…»[19]. Слепая сила судьбы — единственная надежда и, отдавшись во власть этого потока, человек еще может получить шанс. Тогда еще можно попытаться, если не восстановить былое равновесие, то приостановить его распад — ведь «ответа нет ни на что»[20]. Ответ — перевес в сторону достигнутого, захваченного, путь к упадку. «Отражая волны голубого света, / В направленьи Ниццы пробежал трамвай./ Задавай вопросы. Не проси ответа./ Лучше и вопросов, друг, не задавай…»[21]- это стремление к метафизическому равновесию, не безволие перед судьбой, а наивысшее её понимание. Ибо единственно верное, извечное человеческое движение — стремление к недостижимому. 

[1] Иванов Г. Собр. соч. в трех томахМ.: «Согласие», 1994. Т. 2. . Проза. С. 10. («Распад атома».)

[2] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 1. Стихотворения. С. 298. («Распад атома».)

[3] Там же. С. 336. (сб. «Отплытие на остров Цитеру»)

[4] Там же. С. 310. (« Только темная роза качается…» (сб. «Отплытие на остров Цитеру»))

[5] Там же. С. 431. ( «Только темная роза качается…» (сб. «Дневник»))

[6] Там же. С. 362. («В пышном доме графа Зубова…» (1943–1958). Стихи сб. «Rayon de rayonne»)

[7] Там же. С. 395. (сб. «Дневник»)

[8] Мандельштам О. Сочинения в 2-х тт. Стихотворения. М.: Худ. лит. 1990. Т. 1. С. 132.

[9] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 1. Стихотворения. С. 519. (сб. «Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники»)

[10] Там же. С. 475. («Люблю рассветное сиянье…» (сб. «Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники»))

[11] Александр Блок стихотворение 1903 г. «Мне снились веселые думы…» Цит. по: Блок А. Стихотворения и поэмы. М.: Худ. лит., 1977. С. 34.

[12] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 1. Стихотворения. С. 391. ( «Уплывают маленькие ялики…» (сб. «Дневник»))

[13]Там же. С. 399. «Луны начищенный пятак…» (сб. «Дневник»)

[14] Там же. С. 398. ( «Голубая речка…» (сб. «Дневник»)

[15] Там же. С. 430. «Мало ли что бывает?..» (сб. «Дневник»)

[16] Там же. С. 572. «Пароходы в море тонут…» (сб. «Посмертный дневник»)

[17] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 2. Проза. С. 7. («Распад атома»)

[18] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 1. Стихотворения. С. 442. ( «И.О.» — «Может быть, умру я в Ницце…» (сб. «Дневник»))

[19] Там же. С. 528. («Я не знал никогда ни любви, ни участья…» (сб. «Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники»))

[20] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. Проза. М., «Согласие», 1994. Т. 2. С. 24.

[21] Иванов Г. Собр. соч. в трех томах. М.: «Согласие», 1994. Т. 1. Стихотворения. С. 337. («Отражая волны голубого света…» (сб. «Стихи 1943-1958))

Чигиринская Ольга Сергеевна — филолог, литературный работник, выпускник Литературного института им. А. М. Горького (2006 г.).

E-mail: chigirin07(at)mail.ru