Михайлова Л. В. Валаам как духовный центр культурного пространства Русского Севера

УДК 130.3

Mikhailova L. V. Valaam as a Spiritual Center of Cultural Space of the Russian North

Аннотация: Данная статья является результатом проведенного впервые исследования культурно-исторического, топонимического и природного пространств Валаама. Были определены семантические отношения Валаама с идентичными пространствами русской культуры, значение Валаама как одного из факторов, повлиявших на развитие русской религиозно-философской мысли и отечественной культуры в целом.

Ключевые слова: Валаам, монастырь, инок, духовное, культурное, святой, сакральное, топонимия, храмы, часовни, мосты, дороги, природа.

Abstract: This article is the result of investigation on cultural and historical, toponymical and natural spaces of Valaam that was conducted for the first time ever. The semantic relationships between Valaam and identical spaces of Russian culture as well as the significance of Valaam as one of the factors that had influence on the development of the Russian religious and philosophical thought and the domestic culture in general were determined.

Keywords: Valaam, monastery, coenobite, spiritual, cultural, sacred, sacral, toponymy, temples, chaples, bridges, roads, nature.

Русская религиозно-философская мысль выражала взгляд на проблему бытия человека, расположение человека в Космосе и взаимоотношения его с окружающей природой. На формирование философско-религиозных взглядов многих русских мыслителей оказало влияние посещение ими русских православных монастырей, одним из которых был Валаамский монастырь, занимавший на протяжении многих веков центральное положение в культурном пространстве России.

Творчество одного из выдающихся русских мыслителей XX века, художника, писателя, археолога Н. К. Рериха связано с Карелией: Западным Приладожьем и Валаамом. Ю. В. Линник пишет, что идея поисков «легендарной Шамбалы» родилась у Н К. и Е. И. Рерихов во время их пребывания в Карелии: «Голос Индии и ее махатм со всей настойчивостью прозвучал для Рерихов именно в Сердоболе (г. Сортавала — Л. М.), на берегах Ладоги. Некоторые рериховские записи этого времени — как стенограмма призыва, звучащего из пространства: «Вы сумеете вызвать к себе на помощь дух ваш. Он, ваш водитель, подскажет вам ближайший путь. Он поведет вас к радости, к победе. Но и к победе он поведет вас высоким путем, ступени которого скованы только знанием и искусством»[1]. Летом 1907 г. Н. К. Рерих путешествовал с семьей по Карелии и Финляндии. В декабре 1916 г. он поселился в Сортавале и провел в Приладожье более двух лет. Как пишет исследователь творчества Рерихов П. Ф. Беликов, в Карельский период жизни «Рерихи настроили себя на прием Вестей издали», «скажем больше — вся торжественная обстановка и вынужденное одиночество учили Рерихов прислушиваться к Голосу Безмолвия. Впервые он прозвучал для них, именно среди природы Карелии. Она явилась для них рубежом между освоением плотного мира и сознательным началом достижения плана мира Тонкого»[2]. К Карельскому периоду относится картина Н. К. Рериха «Карелия. Вечное ожидание», написанная в 1917 г. Это картина — символ. На переднем плане изображена маленькая избушка без окон и с необычным по форме замком, четыре фигуры: одна женская и три мужских, напряженно вглядывающихся в даль, в сторону озера. Людей окружают высокие синие скалы с фантастическим темно-розовым растением. Среди мчащихся пестрых облаков пробиваются солнечные лучи. Люди ждут вестей, ждут Знака из другого, «чужого» мира, скрытого за высокими скалами. Можно предположить, что четыре фигуры на картине — это Н. К. Рерих, его жена Елена Ивановна и два сына. Тему «вечного ожидания» Рерих повторил в картине «Ждущая» (1941 г.), написанной в Индии.

Сильное впечатление на всю семью Рерихов оказало посещение Валаамского монастыря, о котором впоследствии вспоминал сын Н. К. Рериха Святослав Николаевич: «Это было памятное богослужение в подземном склепе двух великих русских Святых, проводимое всеми отшельниками анахоретами, которые вышли для этого из мест своего уединения. Здесь, в этом храме, вокруг гранитного саркофага стояли в торжественных одеяниях отрешившиеся от мира старцы. Их неподвижные, суровые и добрые лица были скрыты под покровом схимнических одеяний, и виднелись только серые, серые бороды. Худые пальцы держали длинные восковые свечи. Что может быть еще значительнее, чем состояние духа, когда находишься среди подвижников и можешь к их молитве присоединить свою? Такие воспоминания не проходят, не тускнеют и вечно излучают свою благодать» («Мой источник вдохновения», индийская радиопередача 7 марта 1980 г.)»[3]. Философская мысль Рериха, его эстетические взгляды на отношение человека к окружающему его миру выражены мыслителем не только в его живописных полотнах карельского периода, но и в повести «Пламя», написанной в сентябре 1918 года. Рерих писал: «Мы окружены чудесами, но, слепые, не видим их. Мы напоены возможностями, но, темные, не видим их»[4]. «Пламя» — автобиографическая повесть, сюжет которой основывается на определенных фактах жизни Рериха. «Пламя» ставит вопросы о нравственном измерении поступков человека. Рерих воспевает красоту повседневной жизни человека, окружающей его суровой природы, свою любовь к «острову». Призывом ко всему человечеству звучат его слова: «Вообще помни о Севере. Если кто-нибудь тебе скажет, что Север мрачен и беден, то знай, что он Севера не знает. Ту радость и бодрость и силу, какую дает Север, вряд ли можно найти в других местах. Но подойди к Северу без предубеждения. Где найдешь такую синеву далей? Такое серебро вод? Такую звонкую медь полуночных восходов? Такое чудо северных сияний?»[5]. «Пламя» — это повесть о Валааме, который стал для Рериха символом природы Севера, Храмом, где могут сохраняться «достижения культуры нашей расы», «Тайником знания», где возможно «Великое творчество». На острове повсюду встречаются Знаки прошлого: «На огромном валуне кажется выбитою цифра 3 (три) или буква З»; «по лесам иногда представляются точно старые тропинки, неведомо как возникшие. Незаметно исчезающие»; «на одном месте камни напоминают старую основу жилища. Нам кажется, что раньше давно здесь уже кто-то жил»[6]. Подобные знаки на острове находили и иноки Валаамского монастыря: «По мнению сардовальского пастора Самуила Алопеуса, описавшего Корелию, Валаам в древние времена населяли номады (кочевые народы — Л. М.). Жили они в пещерах. Иноки случайно находили высеченные знаки»[7].

Мифический сюжет мы видим в картине Н. К. Рериха «Святой остров» (1917 г.), посвященной одному из островов Валаамского архипелага, известного также как «Старый Валаам». На картине изображен остров, лишенный какой либо растительности. В изрезанной трещинами скале просматриваются лики, напоминающие нам изображения древних языческих богов. С левой стороны к острову подходит ладья с двумя старцами. Очевидно, это основатели мужского православного монастыря на Валааме преподобные Сергий и Герман. В действительности остров Святой — это высокая скала, поросшая вековым лесом. Предполагается, что именно здесь первоначально был основан монастырь, который позднее монахи перенесли на главный остров Валаамского архипелага — Валаам, ставший для них избранным. Изображенный Рерихом на картине остров созвучен его описанию острова в повести «Пламя», где в рассказе Рериха присутствует также бинарный архетип. С одной стороны, это обычный остров: «Массив нашего острова очень древен. По всем признакам вулканические образования давно закончились», с другой — это фантастическая страна, которую «пронизывает сказка тумана». Валаам представляется Рериху как мифический живой организм с «небесными всадниками», «героями», «страшными зверями», «волшебницами»: «На скалах выступают великие головы и величавые профили, грознее и больше изваяний Ассирии»[8].

На формирование эстетических взглядов Н. К. Рериха оказали также влияние основные идеи русского символизма, одной из которых является признание красоты как высшей сущности мира. Красота для Рериха связана с искусством, с культурой. Идея Вечной женственности Вл. Соловьева воплощается у Рериха в образе Матери Мира, «звезде утра», «которая своим подавляющим светом, своим знаменательно небывалым приближением предуказывает новую великую эпоху человечества»[9]. Философская мысль Рериха создает Образ Матери в традициях русского бинаризма: с одной стороны — это посланница звезд, неба, с другой — реальная женщина, ведущая за собой, указывающая путь людям. Эстетические взгляды Рериха были обращены к культуре прошлого: Древней Руси, Древней Индии, Скандинавии, которую он идеализировал. Подобно русским символистам, философская мысль Рериха поддерживала идею «единства» — «синтеза», включающего единство народов, науки и искусства, материального и идеального. Философия Рериха, его эстетические взгляды на взаимоотношения человека и Мира, космизм его творчества близки философской мысли Ф. И. Тютчева, который, по определению В. В. Зеньковского, был «серьезным и глубоким мыслителем, во многом самостоятельным, — и эта работа мысли наполняла его душу, лишь иногда выражаясь в превосходно сделанных стихах»[10]. С. Л. Франк писал о «космических» идеях в творчестве Тютчева, что «целостная художественная жизнь воспринимается им как жизнь самой природы, самих вещей»[11]. Поэтому, мы думаем, что природа Валаама не могла не оставить свой след в душе поэта-мыслителя. 10 августа 1850 г. Тютчев, вместе с дочерью Анной и Еленой Денисьевой, совершил путешествие по Ладожскому озеру на острова Валаам и Коневец. На обратном пути их застала гроза на Ладоге и они простояли на якоре всю ночь. Тютчев написал стихотворение, датированное 12 августа 1850 г., в котором у «непогоды» есть «дыхание», а «пасмурно-багровый вечер» и «светит радужным лучом», и «сыплет искры золотые», и «сеет розы огневые», и «обрывает свой венок»[12]. Впервые это стихотворение было напечатано в 1854 г. под заглавием «Август 1850 г.».

Философско-религиозные идеи пронизывают произведения «валаамского периода» известного русского писателя Н. С. Лескова, в которых он обращается к проблеме сохранения древнего русского искусства, русской иконописи. Так, старообрядцы в рассказе «Запечатленный ангел» являются хранителями этико-религиозных и эстетических традиций русского народа. В словах рассказчика звучат почитание, любовь и восхищение произведениями древнего русского искусства: «Светские художники изучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового воображения иметь не может»[13]. Символичным является изображение «распятого» ангела на иконе, «когда барин излил кипящую смоляную струю на лик ангела.. пресветлый лик этот божественный был красен и запечатлен, а из-под печати олифа, которая под огневою смолой самую малость сверху растаяла, струила вниз двумя потеками, как кровь в слезе растворенная»[14]. Такой же «распятой» видел Лесков и судьбу русской иконописи и русского искусства.

Для Б. К. Зайцева, вынужденного эмигрировать из России, Валаам символизировал и «святую Землю», и «Русь Святую». Свои прогулки по Валааму он называл «странствием по святой земле», которая была «неведомой, но родной». Он писал о Валааме: «Ведь это все мое, в моей крови, я вырос в таких именно лесах, с детства все знаю... В общем, ведь все это радость, Божья благодать»[15]. Преподобный Сергий Радонежский построил в своем монастыре деревянный храм Пресвятой Троицы, в котором видел призыв к единству Земли Русской, во имя высшей реальности. Если Лавра является Домом преподобного Сергия, то Валаам — это место, где свято чтут память о покровителе русского народа, которого П. А. Флоренский называл «Ангелом-Хранителем России». На лесной дороге за Игуменским кладбищем и Николаевской пустыней на Валааме стоит часовня преп. Сергия Радонежского, в образе которой, «одной из наиболее намоленных, уютных» воплотилась для Б. К. Зайцева идея Родины, «святой земли», «св. Сергия». В его воспоминаниях о посещении часовни преп. Сергия Радонежского звучат высокие эстетические мотивы: тоска по Родине, любовь и боль за родную землю, восхищение духом ее «святых»: «Вот он, святой Сергий! Более десяти лет назад в глухом предместье парижском дал он мне счастье нескольких месяцев погружения в его жизнь, в далекие века родины, страждавшей от татар, усобиц, унижений...А теперь довелось и как бы «встретить» преподобного... в диком лесу вроде того, где сам он жил на земле русской. И сама эта часовенка мало чем отличается от первобытной «церквицы» на Маковице, которую собственноручно рубил св. Сергий. Да и весь крестьянский, «труднический» и лесной дух Валаама так близок духу преподобного!»[16].

Б. К. Зайцев, во время своего пребывания на Валааме, присутствовал при пострижении в схиму бывшего игумена Валаамского монастыря о. Павлина. Он вспоминал, как потрясли до слез всех присутствующих слова игумена: «Может показаться странным, что старец, проживший уже долгую монашескую жизнь, всеми уважаемый, управлявший монастырем, в облике последнего кающегося грешника проходит через весь храм. Но это только кажется так. Он лучше нас видит тот мир, в его свете легче различает свои слабости и несовершенства. Так в темной комнате не видно пыли, в освещенной отраженным светом многое уже видно, а если в нее попадет сноп солнечных лучей, то и сам воздух оказывается полон пылинок»[17]. Один из валаамских иноков, о. Михаил, вспоминая о том, как он готовился к принятию схимы, говорил: «К схимочке готовился я 20 лет»[18]. В этом ласково-уменьшительном слове «схимочке» раскрывается весь долгий путь молитв, трудов, надежд и ожиданий к принятию самого строгого образа жизни на пути духовного восхождения. Б. К. Зайцев, после знакомства с валаамскими старцами, пришел к выводу, что пострижение является сильным духовным переживанием. Он писал: «Иногда приходится слышать, что в постриге есть нечто страшное: человек, мол, заживо ложится в гроб. Так думают люди, далекие от Церкви и религии, — по-своему даже «жалеют» принимающих монашество (или принимающих высшую его форму). Они были бы очень удивлены, если б узнали, что многие монахи считают счастливейшим временем своей жизни дни, проведенные в одиночестве и молитве после пострига. (Может быть, это минуты их наибольшего приближения к Богу: как бы обручения Ему)»[19]. Побывавший на Валааме человек легко увидит за этими строками зримые картины: «Шумит лес, бьётся прибой о камни. Тишиной и покоем наполняется измученная душа. И это уже не ты, одинокий монах, стоишь на краю обрыва с молитвой на устах. Ты — это дерево, камень, волна, воздух и всё, что вокруг тебя. И всё это глубоко в тебе и не расстанешься с этим ты никогда. Тебя нельзя отделить от этого острова, от этой жизни… Ты нашёл здесь себя».

Монахи не случайно выбрали для поселения Валаам и другие острова архипелага, т. к. остров как элемент сакральной географии в религиозно-мифологических представлениях многих народов мира наделялся хтонической семантикой и связывался с топографией мира мертвых. Символичное изображение Валаама, как царства «живой» природы и «умерших миру» людей, мы видим на картине И. И. Шишкина «Сосна на Валааме» (1858 г.). На переднем плане картины, как символ вечной жизни природы, возвышается красавица сосна. Прямой и крепкий ствол дерева изогнут от бурь и ветров и слегка наклонен у кроны. К стволу сосны прислонен деревянный крест, символ бренности человеческой жизни. Под крестом нет захоронения. На картине показана поверхность скалы, почти полностью лишенная растительности, в которую невозможно вкопать крест, поэтому он просто прислонен к сосне. Крест утверждает, что рядом с «живой» природой находится «царство мертвых». Передний план картины освещен лучами солнца, которые пробиваются сквозь тучи грозового неба. Печалью веет от картины: сильная одинокая сосна и ветхий одинокий крест на высокой скале на фоне потемневшего неба, они объединены одним знаком бинарности: с одной стороны, каждый из них по отношению к другому один, одинок, с другой стороны, вместе они не одиноки в Космосе, как не одиноки природа и человек, составляющие одно целое в окружающем пространстве Валаама. Картина ученика И. И. Шишкина, рано ушедшего из жизни Федора Васильева, «В церковной ограде» (1867 г.) вся пронизана символами и аллегориями. Название картины предполагает изображение храма, монастыря, но, в действительности, — это братское монашеское кладбище. Художник, изображая на картине кладбище, примыкающее к монастырской стене за его оградой, осуществил метонимический перенос идеи кладбища, как «царства мертвых», на весь монастырь. Почти все пространство картины занимают фантастических размеров деревья, закрывающие даже небесный свод. Блики от солнечных лучей, пробивающихся сквозь кроны деревьев, подчеркивают состояние тишины и покоя. Тень от деревьев покрывает весь передний план картины и маленькие, по сравнению с деревьями, фигуры двух старцев, один из которых, в «черном», — валаамский инок. Светлым пятном выделяется вторая фигура, очевидно, это мирской человек. Но левая часть фигуры человека в «белом», соприкасающаяся с темной фигурой инока, тоже затемнена, словно покрыта тенью. Создается впечатление, что фигура человека в «белом» разделена на две половины: светлую и темную. Можно предположить, что Ф. Васильев создал аллегорический образ человека, который готовится принять монашеский постриг, наполовину он еще мирской человек — «светлый», а наполовину уже монах, «умерший миру», «темный». За закрытыми воротами ограды также изображены деревья, но с соблюдением пропорций. Очевидно, художник хотел показать, что там, за оградой нет ничего фантастического, там обычная природа и обычная мирская жизнь.

Бинарная идентичность реального и сакрального пространств Валаама проявляется также в идентичности реальной и идеальной природы Валаама. Для религиозного человека окружающая его природа имеет сакральный смысл, является священной. К сакральным пространствам русской культуры мы относим в первую очередь сакральное пространство Русского Севера, имеющее религиозно-мифологическое значение для населявших его этносов. Как правило, народ-этнос, занимавший определенное культурное пространство, выделял сакральный ландшафт из окружающей его природы, наделял реально существующие географические объекты и объекты природы сакральным смыслом,организуя их относительно центра.

Это могли быть священные рощи, озера, камни, скалы, имеющие сакральные топонимы, например, с основами ‘святой’: рус. о. Святой — фин. ‘Pyhäsaari’ (Вал. арх.); ‘черт’: Чертов Стул (Онежское озеро) и др. Согласно Е. А. Левашову, «народная этимология выводит топонимы Сортавала и Сорта (н)лахтан (на западном берегу Ладожского озера, напротив острова Коневца, ныне посёлок Владимировка) из слова «чёрт»[20]. В Северном Приладожье, кроме топонима Сортавала, встречается ряд топонимов с лексемой Сорта, это: населённый пункт Сортанлакс, Сортанлахти (фин. Sortanlahti ‘Чертов залив’), напротив острова Коневец. В заливе Ладожского озера, между островами Орьятсари и Карпансари, расположены два небольших острова: Пиени-Сартосари (фин. Pienisortosaari ‘Маленький Чертов остров’) и Сури-Сартосари (фин. Suurisortosaari ‘Большой Чертов остров’). Интересно отметить, что рядом с «Чёртовыми островами», к северу от них, соседствует остров с названием Кирккосари (Kirkkosaari ‘церковный остров’ от фин. kirkko ‘церковь’). Среди островов Валаамского архипелага имеется также ‘Чёртов остров’ (Лембос), на котором в XIX в. был основан Ильинский скит.

Валаам является центром сакрального пространства Северо-Западного Приладожья, коренным населением которого были карелы. Для сравнения, Соловки входят в сакральное пространство Поморья, которое издавна населяли русские. В представлениях древних поморцев земли, заселенные представителями финно-угорских народов, в числе которых были и карелы, составляли «мифологический образ страны колдунов» По утверждению Н. М. Теребихина, «в этноцентрической модели мира поморов инородческие земли ненцев, коми, карел наделялись амбивалентным смыслом. С одной стороны, они обладали колдовскими свойствами и внушали суеверный страх и ужас перед тем злом и мороком, которые от них исходили на Русь. С другой стороны, поморы испытывали мистический трепет и уважение к чужой вере и стремились использовать ее колдовскую мощь в своих целях, пытались заручиться поддержкой чужих богов»[21].

Ко второму типу сакрального пространства мы относим освоенные православными миссионерами «чужие» земли, составляющие культурное пространство Русского Севера. Микрогеография и топонимия этих земель образуют сакральную христианскую топографию Русского Севера, являющегося частью космического пространства православной Руси. В культурном пространстве Русского Севера Валаам занимает центральное положение, так как именно с Валаама иноки отправлялись в другие, «чужие» земли, именно валаамские монахи осваивали культурное пространство Русского Севера. Так, согласно сведениям, приведенным И. А. Чистовичем, «в XII веке подвизался на Валааме преподобный Корнелий, основавший впоследствии на Онежском озере Палеостровский монастырь, в котором почивают его святые мощи под спудом»[22]. В конце XV века вели отшельническую жизнь на Валааме преп. Афанасий, основатель Сяндемской обители, и схимонах св. Андриан Ондрусовский, основавший на восточном берегу Ладожского озера Ондрусовскую обитель. Иноки Валаамского монастыря, осваивая «чужие» земли, поддерживали духовную связь с Валаамским монастырем, традиции иноческой жизни которого передавали через своих учеников. Так, в XVI веке, первый ученик бывшего инока Валаамского монастыря св. Александра Свирского жил в пустыне на берегу Важского озера, где, в 1530 г., преп. Никифор, постриженный Александром Свирским, основал Важеозерский монастырь, главный храм которого, как и на Валааме, назывался Преображенским. В начале XVII века Важеозерский и Валаамский монастыри были разорены шведами. Восстановление Важеозерского монастыря началось в 1800 году после присоединения его к Александро-Свирскому монастырю при участии иноков Коневского монастыря. Валаамские иноки несли послушания также и в других монастырях, осуществляя таким образом между ними духовную связь, как, например, иеромонах Пахомий, назначенный в 1819 году строителем в Палеостровский монастырь.

Сакральное пространство Валаама можно сравнить также с сакральным пространством Соловков, идентичность которых проявляется в одинаковом названии расположенных на островах православных монастырей — Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, с главным храмом — Спасо-Преображенским собором. Валаамский и Соловецкий монастыри занимают идентичное сакральное пространство: они расположены на воде, отделяющей сакральное пространство островов от «чужих» земель, от иного мира. Островное положение монастырей создавало идеальные условия проживания иноков, «умерших» для остального мира. Валаам и Соловки считались «богоизбранной» землей с прекрасной природой, цветущими садами. Микроклимат островов позволил инокам выращивать на островах фрукты и овощи, удивлявшие паломников. Соединенные каналами островные озера образовали как на Соловках, так и на Валааме, уникальную озерную систему.

К сакральной микрогеографии Валаамских и Соловецких островов относятся дороги, часовни, кресты. Крест, являясь одним из главных элементов сакральной топографии, воздвигался сразу же после освоения православными миссионерами новых «чужих» земель. Как на Валааме, так и на Соловках в бухтах, пустынях, на дорогах были установлены поклонные кресты. Так, на Соловецких островах были воздвигнуты многометровые восьмиконечные деревянные кресты, на Валааме поклонные кресты были как деревянные, так и гранитные. Интересным природным явлением на Соловках является нерукотворный крест — береза, выросшая в форме креста около Голгофо-Распятского скита, на месте массовых захоронений священников и монахов. Строгий устав Голгофо-Распятского скита Соловецкого монастыря был близок уставу Предтеченского скита Валаамского монастыря.

Духовную связь между обителями осуществляли иноки-миссионеры, первыми из которых были основатели Соловецкого монастыря. Так, из Кирилло-Белозерского монастыря пришел на Валаам инок Савватий. В 1429 году он поселился на Соловецком острове, где «он, при содействии Валаамского же питомца старца Германа, положил начало иноческому житию»[23]. Именами Зосимы и Савватия, основателей Соловецкого монастыря, названы два острова, расположенные напротив восточного берега Валаама. Духовная связь между монастырями не прерывалась и в последующие годы. В 1819 году ваалаамский иеромонах Макарий, управляющий хозяйством на Кюменских ловлях, в сане архимандрита был назначен настоятелем в Соловецкий монастырь.

Сакральное пространство Валаамского и Кирилло-Белозерского монастырей в XVIII веке можно представить как одно целое, т. к. с началом Северной войны (1700−1721 гг.) монахи Валаамского монастыря вынуждены были уйти в Кирилло-Белозерский монастырь, вместе с иноками которого они вернулись на Валаам в 1717 году и начали отстраивать разоренный шведами монастырь. Деревянный монастырь с Преображенским собором был построен на старом месте, на высокой скале Монастырской бухты. Идентичное сакральное пространство и тесная духовная связь прослеживается между Валаамским монастырем и Саровской пустыней, строгий устав которой был введен на Валааме в 1781 году иеромонахом Саровской пустыни Назарием, под руководством которого на Валааме началось строительство каменного монастыря. Построенный в центре монастырского двора двухэтажный пятиглавый собор был идентичен Саровскому собору, а колокольня напоминала — «знаменитую восьмигранную башню — «Часозвоню» Великого Новгорода (1443 год), имеющую очень близкие с колокольней Валаама объемное решение и форму завершения. Подобное же завершение у храма Голгофо-Распятского скита на Анзерском острове в Соловках»[24].

Третий тип сакрального пространства, по нашей версии, составляют объекты макрогеографии, расположенные за пределами культурного пространства Русского Севера, но имеющие идентичные сакральные объекты. Так, Валаам символично называют «Русским Афоном». Афон — духовная столица православного христианского мира, в X веке являлся главным центром православного монашества. И. С. Шмелев, сравнивая Валаам с Афоном, писал: «Как и св. Афон, Валаам поныне — светит. Афон — на Юге, Валаам на Севере. В сумеречное наше время, в надвинувшуюся «ночь мира» нужны маяки»[25]. Для Б. К. Зайцева Валаам был и Афоном, и Святой Русью. Он вспоминал о своем приезде на Валаам: «Июль, а еще жасмин не отцвел. Жасмин сладостно одуряет, есть в этом запахе исконно русское для меня и афонское, сразу вспомнишь Андреевский скит... Жил тут скромнейший Николай, молитвенник и труженик. Какой он был? Наверное, такой же старичок, каких я видел здесь, да и на Афоне: та же приветливая и смиренная Святая Русь»[26]. Образ Валаама как «Русского Афона» встречается и в произведениях Н. С. Лескова: «Мне удалось обойти в одну ночь весь остров и запечатлеть навсегда в памяти дивную картину, которую представляют при бледном полусвете летней северной ночи дикие скалы, темные урочища и тихие скиты русского Афона»[27]. Сравнивая Валаам с Афоном, Лесков отмечал, что это самый суровый по уставу монастырь на Руси: «Валаам...приобрел славу «северного Афона» и удерживает ее поныне. Валаам, по всеобщему мнению, незыблемая твердыня русского иночества, пребывающего здесь во всей чистоте древней христианской общины. Это самая строгая христианская коммуна, какую едва ли где встретишь. Как и Б. К. Зайцева, Валаам привлекал Н. С. Лескова и своей «угрюмой природой», и аскетизмом иноческой жизни. Он писал, что «величественная и угрюмая природа «Северного Афона», его положение и характер, его независимое и своеобычное монашеское правление, установившее свои незыблемые строгие порядки, в которых воспитываются аскетические нравы, являющие образцы увлекающей силы и скромного величия, — все это не имеет себе на Руси ничего равного»[28]. Валаамские иноки Предтеченского скита соблюдали суровый устав Ильинского скита, основанного на Афоне для русских монахов в 1757 г. св. Паисием Величковским. Остров Предтеченский, Серничан или Монашеский, расположенный в 6 км к западу от Валаама, издавна населяли иноки. После разорения шведами в 1611 году некоторые монахи остались жить на этом острове. Здесь стояло несколько избушек, в которых останавливались рыбаки. В 1855 году на острове была построена часовня во имя Св. Иоанна Предтечи и небольшая пустынь. С этого времени остров стали называть Предтеченским. В 1858 году была поставлена деревянная церковь и основан скит. «Предтеча», по Библии, это «Святой Иоанн», который крестил Иисуса Христа в реке Иордан. В Предтеченском скиту соблюдался строгий устав постничества. Здесь были запрещены рыбные и молочные блюда, пища состояла исключительно из овощей, которые три раза в неделю подавались без масла. Было запрещено здесь также и чаепитие. По всему Предтеченскому острову разбросаны деревянные кельи пустынников, духовным наставником которых был схимонах отец Иоанн. В трудах и молитвенных подвигах он провёл на острове более тридцати лет, из которых — 14 лет в молчании, и получил имя отец Иоанн Предтеченский. По мнению Т. В. Чумаковой, «умолкание монаха» символизирует его отказ от «жизни этого века». Она считает, что «молчание помогает перейти к последнему третьему этапу преображения, достичь подобия будущего, нетленного состояния «пакибытия», которое приходит с сиянием Фаворского света»[29]. Суров Предтеченский остров, как и сама жизнь пустынников, посещать которых строго запрещалось. Женщинам был закрыт доступ не только в скит, но и даже на остров. Мужчины должны были получить благословение настоятеля, чтобы посетить Предтеченский скит.

Духовную связь Валаама с Афоном укрепила чудотворная икона Божией Матери, которую в 1393 году принес с Афона на Валаам св. Арсений, проведший три года в Афонском монастыре. Он некоторое время жил на Валааме, провел три года в безмолвии на Коневце, где позднее устроил Коневский монастырь. В 1870 году игумен Дамаскин основал на Валааме, на берегу Игуменского озера, где он провел, с 1827 г., семь лет в отшельничестве, скит во имя Коневской (Акафистной), иконы (в 1940 году вывезена в Финляндию, в настоящее время находится в Нововалаамском монастыре). В Коневском скиту на Валааме была копия иконы, написанная валаамскими монахами. Окрестности вокруг скита, внутренние озёра стали называться Коневскими.

Для древнего жителя Валаама «свой» мир ограничивался островами Валаамского архипелага, которые хорошо видны с любой высокой точки. «Чужой» мир начинался за островами, где открывались просторы Ладожского озера. Первые обитатели островов Валаамского архипелага центром «своего» мира определяли вершины гор, где устраивались жертвенники и совершались языческие ритуалы. Для закрепления православия на языческой, в прошлом, земле устанавливались на Валааме и других островах архипелага деревянные и гранитные поклонные кресты с традиционной символикой. Cакральное пространство Валаама образуется также рядом с часовнями, которые встречаются на дорогах, в лесу, в бухтах, на берегах озер острова и на других островах архипелага. Сакральное значение имеют также мосты и дороги, построенные как на Валааме, так и на других островах архипелага. Так, например, на самых суровых островах: Святом и Предтеченском, где в полном уединении жили «умершие миру» валаамские иноки, проложены кольцевые дороги, которые словно опоясывают острова, ограничивают и сохраняют их сакральное пространство. Дороги выполняют также и маргинальную функцию, т. к. отделяют сакральное пространство островов от Валаама, посещаемого многочисленными группами паломников и туристов, для которых острова труднодоступны, а посещение Предтеченского острова и скита, в прошлом, было закрыто даже для иноков монастыря.

Мосты на Валааме соединяют между собой разные точки сакрального пространства Нового Иерусалима и его окрестностей. Так, например, «святые места», напоминающие нам о наиболее важных событиях из жизни Иисуса Христа до и после его распятия, расположены вдоль Монастырской дороги, идущей от горы Фавор на гору Сион. Мост на дороге через реку Иордан (канал), где, по Библии, произошло крещение Иисуса Христа, соединяет данное сакральное пространство, с одной стороны, с горой Фавор, где Иисус Христос молился незадолго до своих страданий и преобразился, с сакральным пространством Гефсиманского сада, где он молился «о чаше» перед распятием, был предан Иудой и взят воинами. Мост через поток Кедрон (канал), протекающий на Валааме у подножья горы Елеон, соединяет сакральное пространство Нового Иерусалима на горе Сион: Пещерного храма, в котором находятся мраморный склеп («Кувуклия»), с «подобием Гроба Господня», Воскресенской церкви, построенной в память о воскресении Иисуса Христа, с сакральным пространством горы Елеон, где, по Библии, в сороковой день по воскресении из мертвых Иисуса Христа, произошло его вознесение. Таким образом, на Валааме, один из мостов объединяет сакральное пространство «Крещения» и «Преображения» Иисуса Христа, другой — сакральное пространство «Распятия», «Воскресения» и «Вознесения» Иисуса Христа.

Следовательно, Валаам, являющийся центром сакрального пространства Северо-Западного Приладожья, как элемент сакральной географии представляет маргинальный образ острова, царство «умерших миру» людей с символами сакральной микрогеографии: «мост», «дорога», «перекресток», «крест», «часовня», «храм».

Культурное пространство Валаама, составляющее сакральное пространство Валаамского монастыря и островов архипелага, семантически идентично сакральному пространству Афона и православных монастырей Русского Севера, таких как: Коневский, Саровский, Кирилло-Белозерский, Палеостровский, Соловецкий.

На формирование мировоззрения многих русских мыслителей оказали влияние как русская религиозная народная среда, так и сакральное пространство русских православных монастырей, одним из которых, в качестве духовного центра культурного пространства Русского Севера, был Валаамский монастырь, семантическая связь с которым нашла отражение в произведениях известных русских писателей и в картинах русских художников XIX–XX вв. Важно отметить и то, что многие мыслители искали в реальном мире какие-то зримые опоры для идеальных духовных стремлений, и именно Валаам был во многих случаях такой семантической основой для воплощения мечты о духовном совершенстве.

Михайлова Лариса Владимировна — старший преподаватель кафедры иностранных языков Карельской государственной педагогической академии. Тел.: (8142) 78-45-31.

Mikhailova Larisa Vladimirovna — a senior lecturer of the Foreign Languages Department of the Karelian State Pedagogical Academy. Tel.: (8142) 78-45-31.

E-mail: Larisa.Mihailova (at) gmail.com

[1] Линник Ю. В. Елена Ивановна, Николай Константинович Рерихи // Север. 1989. № 11. С. 105.

[2] Беликов П. Ф. Рерих (опыт духовной биографии). Новосибирск, 1994. С. 143−144.

[3] Там же. С. 143.

[4] Рерих Н. К. Пламя / Н. К. Рерих. Избранное. М., 1979. С. 68.

[5] Там же. С. 56.

[6] Там же. С. 55.

[7] Валаамский монастырь и его подвижники. СПб., 1903. С. 2.

[8] Рерих Н. К. Пламя / Н. К. Рерих. Избранное. М., 1979. С. 56.

[9] Рерих Н. К. Пути благословения. Минск, 1991. С. 96.

[10] Зеньковский В. В. Философские мотивы в русской поэзии // Ф. И Тютчев: pro et contra. Санкт-Петербург, 2005. С. 738.

[11] Франк С. Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Ф. И Тютчев: pro et contra. Санкт-Петербург, 2005. С. 286.

[12] Тютчев Ф. И. Под дыханьем непогоды / Ф. И Тютчев. Лирика. М., 1965. С. 127.

[13] Лесков Н. С. Запечатленный ангел / Н. С. Лесков. Очерки и рассказы. Петрозаводск, 1988. С. 48.

[14] Там же. С. 44.

[15] Зайцев Б. К. Валаам // Север. 1991. № 9 С. 116.

[16] Там же. С. 105.

[17] Там же. С. 116.

[18] Иеросхимонах Михаил // Русский паломник. 1992. № 6. С. 103.

[19] Зайцев Б. К. Валаам // Север. 1991. № 9. С. 116.

[20] Левашов Е. А. Сортавала (Материалы к этимологии топонима) // Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск. 1988. С. 70.

[21] Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск. 1993. С. 11.

[22] Чистович И. А. История православной церкви в Финляндии и Эстляндии, принадлежащих к Санкт-Петербургской епархии. СПб., 1856. С. 38, 40.

[23] Житие и чудотворения Зосимы и Савватия. М., 1837.

[24] Рывкин В. Р. По Валааму. Петрозаводск. 1990. С. 57.

[25] Шмелев И. С. Старый Валаам // Север. 1991. № 9. С. 25.

[26] Зайцев Б. К. Валаам // Север. 1991. № 9. С. 94, 105.

[27] Лесков Н. С. Павлин / Н. С. Лесков. Очерки и рассказы. Петрозаводск. 1988. С. 282.

[28] Лесков Н. С. Монашеские острова на Ладожском острове / Н. С. Лесков. Очерки и рассказы. Петрозаводск. 1988. С. 82−83.

[29] Чумакова Т. В. Образ человека в культуре Древней Руси: опыт философско-антропологического анализа. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. С. 52. [Электронный ресурс]. URL: http://anthropology.ru/ru/texts/chumakova/abstract.html (дата обращения: 30.10.2009).